В прошлом году в английском журнале «Медицинская этика» была опубликована очень интересная провокативная статья «Послеродовой аборт: почему ребенок должен жить?», вызвавшая некоторый общественный резонанс, докатившийся и до рунета.

Нельзя сказать, что этот очередной пробный камень в деле мирового расчеловечивания остался незамеченным, но мне он кажется все-таки несколько недооцененным. Идея истребления неполноценного потомства родилась не вчера — во времена далекой древности суровые законы дикой природы диктовали людям соответствующие нормы. Однако, преодолевая заданность первобытного состояния, развиваясь технически, человек развивался и духовно, и по мере этого развития мировая культура обрела гуманистическое содержание, сформировались соответствующие общепринятые нормы и ценности, не приемлющие предлагаемого подхода. В любом случае, авторы статьи идут гораздо дальше, лишая даже здорового новорожденного ребенка права на жизнь (это не метафора, это буквально так).

Вообще, на западе, так сказать, в обители свободы и общечеловеческих ценностей, регулярно делаются весьма своеобразные заходы на предмет освобождения не только от общечеловеческих ценностей, да, пожалуй, и от ценностей вообще. Но статья о «послеродовом» аборте выбивается из ряда этой, уже привычной нам, апологетики сексуальных извращений или эвтаназии: и по форме  — она издана в респектабельном научном издании, и по содержанию, более уместному для нацистской Германии, а не либеральной Великобритании.

В данной статье авторы поднимают вопрос прерывания жизни ребёнка уже после родов. В своей аргументации авторы приводят в пример практику осуществления аборта, когда известно, что плод развивается с различными патологиями. Однако, основываясь на статистике, авторы заявляют, что на пренатальной стадии развития ребёнка не всегда возможно распознать патологии, поэтому на свет может появится ребёнок с патологиями. Если допустимо осуществление абортов в таких случаях, то вполне допустимо разрешить прерывать жизнь таким детям и после рождения, поскольку в обоих случаях достигаются одинаковые цели: ребенку, развившему серьёзные патологии не придется страдать, также как его матери и обществу, в котором таким детям гарантирован уход. 

Тем не менее, аргументация авторов не ограничивается случаями с патологиями. Так, авторы приводят пример, когда мать идёт на аборт по причинам, не связанным со здоровьем плода. Такими причинами могут быть невозможность воспитать ребёнка, психологическое воздействие на мать и семью от рождения нового ребёнка. Согласно такой аргументации, новорождённых детей без патологий допустимо убивать, так как данный акт не будет отличаться от собственно аборта. Дабы оправдать столь бесчеловечный подход, авторы указывают, что акт прерывания жизни плода, а также новорождённого ребёнка не является преступлением, поскольку право данного индивида на жизнь не нарушается, так как данный индивид (плод и новорождённый ребенок) еще не осознали себя существующими, и поэтому не будут страдать, если их этого лишат. Таким образом, вводится понятие потенциальный человек и собственно человек.
 

‘Journal of Medical Ethics’, Великобритания

Постнатальный аборт. Зачем ребенку жить?
Авторы: Альберто Джубилини, Франческа Минерва
Дата публикации: 23-02-2012

По мнению многих, аборт приемлем даже по причинам, не связанным со здоровьем плода. Авторы данной работы демонстрируют, что (1) как плод, так и новорождённый не обладают моральным статусом сформировавшейся личности, что (2) способность плода или новорождённого стать личностью в будущем не имеет морального значения, а также что (3) усыновление не всегда в лучших интересах сформировавшейся личности, и на этих основаниях утверждают, что так называемый «постнатальный аборт» (убийство новорождённого) следует признать допустимым во всех случаях, когда допустим аборт, в том числе, и при отсутствии у новорождённого патологий развития.

ВВЕДЕНИЕ 
Серьёзные патологии плода и риск для физического и/или психологического здоровья женщины часто считаются приемлемыми причинами для прерывания беременности. Иногда эти причины взаимосвязаны — например, когда женщина утверждает, что ребёнок-инвалид будет представлять угрозу для её психологического здоровья. Однако рождение ребёнка может само по себе стать непереносимым бременем для психологического здоровья женщины и для её уже имеющихся детей1 независимо от состояния здоровья плода. Такое может произойти в случае, если женщина лишается партнёра после того, как она узнала о своей беременности, и поэтому считает, что не сможет заботиться о будущем ребёнке самостоятельно.
Когда же о заболеваниях, при которых оправдан аборт, становится известно после рождения, возникает серьёзная философская проблема. В таких случаях нам необходимо проанализировать факты и решить, может ли логика, применимая к убийству человеческого зародыша, с теми же основаниями применяться и к убийству новорожденного человека.
Такая проблема возникает, например, в случае, когда патология не была выявлена во время беременности или возникла во время родов. Перинатальная асфиксия, к примеру, может повлечь за собой серьёзные повреждения мозга и вызвать тяжёлые психологические и физические нарушения, сравнимые с теми, при которых женщина может пойти на аборт. Более того, патологии не всегда могут быть диагностированы во время пренатального сканирования, даже если они имеют генетическую природу. Вероятность этого выше, когда болезнь не относится к наследственным, а является результатом генетических мутаций в гаметах здорового родителя. Одним из примеров такого развития событий является синдром Тричера-Коллинза (СТК) — заболевание, развивающееся у 1 из 10 000 детей и вызывающее лицевые деформации и связанные с ними физиологические нарушения, в том числе, потенциально опасные для жизни респираторные нарушения. Обычно больные СТК не страдают задержкой в умственном развитии и поэтому полностью осознают своё заболевание, своё отличие от других людей и все проблемы, которые влечет за собой их патология. Многие родители предпочли бы сделать аборт, узнай они с помощью генетического пренатального тестирования, что их плод болен СТК. Однако генетические пренатальные тесты на СТК проводятся только тогда, когда в семье уже были случаи заболевания синдромом. Иногда, однако, заболевание возникает в результате мутации гена в гаметах здорового члена семьи. Более того, тесты на СТК достаточно дороги, а на получение результатов могут уйти недели. Учитывая, что данная патология крайне редка, мы понимаем, почему женщины часто не проходят тестирование на данное заболевание.
Однако такие редкие и серьёзные патологии — не единственные, вероятность не обнаружить которые до родов очень велика. Даже обычные врождённые заболевания, на которые часто проверяют женщин, могут остаться нераспознанными. Как показало исследование 18 реестров в Европе, в период с 2005 по 2009 годы с помощью пренатального сканирования2было выявлено только 64% случаев синдрома Дауна. Из этой цифры можно сделать вывод, что только в исследованных странах Европы родилось 1700 детей с синдромом Дауна, о котором родители не знали до рождения ребёнка. Когда такие дети уже родились, у родителей не остаётся иного выбора, как оставить ребёнка, что в некоторых случаях кардинально противоречит тому, что они бы сделали, будь болезнь диагностирована до родов.
 
АБОРТ И ПОСТНАТАЛЬНЫЙ АБОРТ
Введение эвтаназии младенцев предлагалось философами3 для детей с серьёзными отклонениями, чьи жизни, как ожидалось, не будут стоить того, чтобы их продолжать, и которые испытывают непереносимые страдания.
Кроме того, медики признают необходимость в выработке руководящих принципов для случаев, в которых смерть представляется лучшим вариантом для ребёнка. Например, в Нидерландах, согласно протоколу Гронингена 2002 года, разрешено активно прерывать жизнь «младенцев, прогноз жизни которых неутешителен, и которые, по мнению родителей и медиков, испытывают непереносимые страдания»4.
Хотя логичным будет утверждать, что жизнь с очень серьёзным заболеванием противоречит лучшим интересам новорождённого, трудно найти решающие аргументы в пользу того, что жизнь с серьёзными патологиями не стоит того, чтобы её продолжать, даже если наличие таких патологий являлось бы достаточной причиной для аборта. Можно утверждать, что «даже если исходить из наиболее оптимистичных прогнозов развития возможностей у детей с синдромом Дауна, такие возможности не могут считаться равными возможностям нормального ребёнка». Однако, как известно, люди с серьёзными нарушениями физического и умственного здоровья, а также страдающие синдромом Дауна действительно могут иметь счастливую жизнь5.
Тем не менее, воспитание таких детей может стать непереносимым бременем для семьи и общества в целом, когда государство экономически заботится о таких детях. По этим причинам тот факт, что плод способен в перспективе стать личностью, которая будет иметь (как минимум) приемлемое качество жизни, не является причиной для запрещения аборта. В силу вышесказанного, мы утверждаем, что в случае постнатального возникновения условий, при которых аборт был бы оправдан, должно быть допустимым и осуществление практики, которую мы именуем постнатальным абортом.
Несмотря на алогичность данного выражения, мы предлагаем называть данную практику «постнатальным абортом», а не инфантицидом (преднамеренное уничтожение детей в младенчестве или в детском возрасте – прим. перев.), чтобы подчеркнуть, что моральный статус убиваемого индивида сравним с моральным статусом плода (подвергаемого «аборту» в традиционном понимании этого слова), а не с моральным статусом ребёнка. Таким образом, мы заявляем, что убийство новорождённого может быть этически допустимым во всех случаях, когда допустим аборт. Такие обстоятельства включают в себя случаи, когда новорождённый имеет потенциал обладать (как минимум) приемлемым качеством жизни, однако, есть угроза благополучию семьи. Соответственно, вторая терминологическая особенность заключается в том, что мы называем данную практику «постнатальным абортом», а не эвтаназией по той причине, что лучшие интересы того, кто умирает, необязательно являются первостепенным критерием для данного выбора, в отличие от того, что происходит во время эвтаназии.
Отказ от рождения новой личности не может быть сравним с вредом, вызванным причинением смерти уже существующей личности. Это объясняется тем, что, в отличие от смерти существующей личности, отказ от рождения новой личности не приводит к тому, чтобы кто-либо оказался лишен возможности достичь своих будущих целей. Однако за данным умозаключением следует более серьёзный вывод, чем тот, согласно которому допустима эвтаназия в отношении детей с серьёзными нарушениями здоровья. Если смерть новорождённого не является вредом для него по причине того, что новорождённый пока не смог сформировать ни одной цели, возможности достижения которой его лишают, значит, допустимым должно быть осуществление постнатального аборта и в отношении здоровых новорождённых при условии, что новорождённый ещё не сформировал никаких целей.
Существует две причины, которые в совокупности оправдывают данное утверждение:
1.  моральный статус младенца сравним с моральным статусом плода, то есть ни тот, ни другой не могут считаться «личностью» в морально значимом смысле;
2.  невозможно навредить новорождённому, лишая его возможности реализовать свой потенциал стать личностью, в морально значимом смысле.
Мы обоснуем два этих утверждения в следующих двух разделах.
 
НОВОРОЖДЁННЫЙ И ПЛОД МОРАЛЬНО ЭКВИВАЛЕНТНЫ
Моральный статус новорождённого ребёнка эквивалентен моральному статусу плода в том смысле, что у обоих отсутствуют те качества, которые оправдывают придание индивиду права на жизнь.
Как плод, так и новорождённый, без сомнения, являются человеческими существами и потенциальными личностями. Однако ни один из них не является «личностью» в значении «субъект морального права на жизнь». Мы подразумеваем под «личностью» индивида, который способен придавать собственному существованию какую-либо (как минимум) базовую ценность, и для которого лишение такого существования будет представлять собой потерю. Сказанное означает, что многие животные и человеческие индивиды с задержкой развития являются личностями, однако, все индивиды, которые не в состоянии придавать какую-либо ценность своему существованию, личностями не являются. Простая принадлежность к человеческому роду сама по себе не является причиной для наделения кого-либо правом на жизнь. Действительно, многие люди не считаются субъектами права на жизнь: удалённые эмбрионы, на которых разрешено проводить исследования эмбриональных стволовых клеток, удаляемые во время абортов зародыши, а также преступники в странах, где применяется смертная казнь.
Мы утверждаем, что, хотя сложно дать точное определение того момента, когда субъект начинает или прекращает быть «личностью», необходимым условием для обладания субъектом права на Х является то, что данному субъекту наносится вред, если лишить его данного Х. Существует много способов причинить индивиду вред, и не все из них требуют того, чтобы данный индивид ценил или даже осознавал то, чего его лишают. Личности может быть причинен «вред», когда у неё крадут выигрышный лотерейный билет, даже если данная личность так никогда и не узнает, что данный билет был выигрышным. Также личности может быть причинен «вред», если на стадии эмбрионального развития было осуществлено воздействие, которое привело к ухудшению качества её жизни как личности (например, если во время беременности её мать принимала наркотики), даже если личность не осознаёт этого. Однако в таких случаях мы говорим о том, что личность, как минимум, способна оценить иные условия, в которых она бы находилась, если ей не был нанесён вред. И такая способность зависит от уровня её умственного развития6, который в свою очередь определяет, является ли она «личностью» или нет.
Те, кто способен испытывать только боль и наслаждение (как, например, плод и конечно же новорождённый) имеют право не подвергаться причинению боли. Если помимо переживания боли и наслаждения индивид способен ставить перед собой какие-либо цели (как, например, сформировавшиеся личности, а также некоторые существа, не принадлежащие к человеческому роду), такому индивиду наносится вред, если посредством смерти его лишают возможности достичь своих целей. Далее, едва ли о новорождённом можно сказать, что он обладает целями, так как то будущее, которое мы для него представляем, является всего лишь проекцией наших мыслей на его возможную жизнь. У новорождённого могут начать формироваться ожидания и развиваться минимальный уровень осознания себя на очень ранней стадии, но не в первые дни или недели после рождения. Что же касается тех, на кого рождение данного ребёнка может оказать позитивное или негативное влияние, — родителей, родственников, общество — то у них, без сомнения, могут быть не просто цели, но и полноценные планы на будущее. В силу вышесказанного при принятии решения об осуществлении аборта или постнатального аборта превалирующим доводом должны считаться права и интересы затрагиваемых сформировавшихся личностей.
Можно утверждать, что конкретный моральный статус может возникнуть у неличности в силу той ценности, которую ей придаёт сформировавшаяся личность (например, мать). Однако данная «субъективная» оценка морального статуса новорождённого не отменяет нашей предыдущей аргументации. Давайте представим себе, что женщина беременна двумя идентичными близнецами с каким-либо генетическим заболеванием. Для спасения одного из близнецов женщине предлагается использовать второй плод как материал для терапии. Если она соглашается, она тем самым придаёт первому эмбриону статус «будущего ребёнка», а второму — всего лишь статус средства лечения «будущего ребёнка». Однако различный моральный статус не проистекает из того факта, что первый ребёнок является «личностью», а второй — нет, что было бы нелогично ввиду их идентичности. Наоборот, различный моральный статус зависит только от конкретной ценности, которую женщина проецирует на них. Однако именно такого проецирования не происходит, когда новорождённый становится обузой для своей семьи.
 
ПЛОД И НОВОРОЖДЁННЫЙ ЯВЛЯЮТСЯ ПОТЕНЦИАЛЬНЫМИ ЛИЧНОСТЯМИ
Хотя плод и новорождённый не являются личностями, они обладают потенциалом стать личностями, потому что могут развить, используя собственные биологические механизмы, те свойства, благодаря которым они станут личностями в смысле«субъектов морального права на жизнь», то есть перейти в то качество, в котором они смогут ставить цели и ценить собственную жизнь.
Нам могут возразить, что существу наносится вред, потому что у него отнимают возможность стать личностью, способной ценить своё собственное существование. Так, например, можно заявить, что нам был бы нанесен вред, если бы наши матери предпочли бы сделать аборт, когда они были беременны нами7, или если бы они убили нас сразу после рождения. И хотя мы можем принести человеку пользу, поспособствовав его рождению (если условия его жизни приемлемы для продолжения жизни), нелогично заявлять, что кто-то пострадает в результате того, что у него отняли возможность стать сформировавшейся личностью. Причина состоит в том, что — в силу нашего определения понятия вреда из предыдущего раздела — для того чтобы навредить, необходимо наличие того, кто в состоянии переживать причиняемый вред.
Если такая потенциальная личность, как новорождённый или плод, не станет сформировавшейся личностью, как вы и мы, значит, не существует ни сформировавшейся личности, ни будущей личности, которой мог бы быть причинен вред, — а значит, и вреда никакого нет. Таким образом, если вы спросите кого-либо из нас, был бы нам причинён вред, прими наши родители решение убить нас, когда мы были плодом или новорождённым, наш ответ будет отрицательным, потому что они навредили бы тому, кто не существует, («нас», которым задаётся данный вопрос) — то есть никому. А если вред причинён несуществующей личности, значит, вред не причинен вовсе.
Из данного утверждения следует, что интересы сформировавшихся личностей преобладают над интересом потенциальных личностей стать сформировавшимися личностями. Это не означает, что интересы сформировавшихся личностей всегда преобладают над любым правом будущих поколений, так как мы должны думать о благополучии людей, которые будут населять планету в будущем. Мы говорим именно о праве стать конкретной личностью, а не о праве человека иметь высокое качество жизни, когда он уже начнёт быть личностью. Другими словами, мы подразумеваем конкретных индивидов, которые могли бы стать или не стать конкретными личностями в зависимости от нашего выбора, а не о тех, кто точно будет существовать в будущем, но чьи личностные качества не зависят от выбора, который мы сделаем сейчас.
Над защищаемым некоторыми8 предполагаемым правом новорождённого или плода на развитие своего потенциала преобладают права сформировавшихся личностей (родителей, семьи, общества) на достижение благополучия, потому что, как мы аргументировали выше, всего лишь потенциальным личностям не может быть нанесен ущерб посредством лишения их возможности появиться на свет. Благополучие сформировавшихся личностей может оказаться под угрозой в результате появления нового (пусть и здорового) ребёнка, требующего энергии, денег и заботы, которых у семьи может не оказаться в достаточных количествах. Иногда данную ситуацию можно предотвратить с помощью аборта, однако, в некоторых случаях это невозможно. В данных случаях, поскольку неличности не обладают моральным правом на жизнь, нет причин для запрещения постнатального аборта. Перед будущими поколениями у нас могут быть моральные обязательства, хотя эти будущие личности ещё и не существуют. Однако поскольку мы считаем само собой разумеющимся, что такие личности будутсуществовать (кем бы они ни были), мы должны относиться к ним как сформировавшимся личностям будущего. Но данное утверждение не применимо к конкретному новорождённому или младенцу, потому что у нас нет оснований считать само собой разумеющимся, что данный новорождённый будет существовать в качестве личности в будущем. Будет он существовать или нет — именно в этом и состоит наш выбор.
 
УСЫНОВЛЕНИЕ КАК АЛЬТЕРНАТИВА ПОСТНАТАЛЬНОМУ АБОРТУ?
Нам могут возразить, что постнатальный аборт должен осуществляться только в отношении потенциальных личностей, которые не смогут иметь достойного качества жизни9. Соответственно, здоровые и потенциально счастливые люди должны отдаваться на усыновление, если семья не может их вырастить. Зачем убивать здорового новорождённого, если можно отдать его приёмным родителям, и тогда ничьё право на жизнь не будет нарушено, а люди (усыновители и усыновлённые), возможно, станут более счастливыми?
Наш ответ состоит в следующем. Выше мы обсуждали аргумент о будущих возможностях и показали, что он недостаточно убедителен для того, чтобы перевесить довод об интересах сформировавшихся личностей. Действительно, какими бы слабыми ни были интересы сформировавшихся личностей, они всегда будут превалировать над предполагаемым интересом потенциальных личностей стать сформировавшимися, так как этот интерес равен нулю. Отсюда следует, что значение имеют интересы затрагиваемых сформировавшихся личностей, а также необходимо принять в расчёт интересы матери, которая может переживать психологические страдания, отдавая своего ребёнка на усыновление. По имеющимся данным, биологические матери часто испытывают серьёзные психологические трудности из-за невозможности справиться со своей потерей и горем10. Надо также признать, что горе и чувство утраты могут сопровождать не только передачу ребёнка на усыновление, но и аборт или постнатальный аборт. Однако у нас нет оснований предполагать, что для биологической матери усыновление будет менее травматичным. Например, «те, кто оплакивает смерть, вынуждены принять необратимость потери, тогда как биологические матери часто мечтают о том, что их ребёнок вернется к ним. Поэтому им труднее смириться с реальностью ввиду того, что они не могут знать наверняка, обратима их потеря или нет11».
Мы не заявляем, что приведённые доводы являются решающими аргументами против усыновления как допустимой альтернативы постнатальному аборту. Многое зависит от обстоятельств и психологических реакций. Мы утверждаем, что если интересы сформировавшихся личностей имеют приоритет, то постнатальный аборт стоит рассматривать в качестве допустимого варианта для женщин, которые пострадали бы в случае передачи их новорождённых детей на усыновление.
 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Если издержки (социальные, психологические, экономические) являются приемлемыми критериями, для того чтобы потенциальные родители решили избавиться даже от здорового плода, если моральный статус новорождённого совпадает с моральным статусом младенца, а также если ни тот, ни другой не обладают ценностью в силу своей способности со временем стать личностью, значит, те же самые доводы, которые оправдывают аборт, могут оправдать и убийство потенциальной личности на стадии новорождённого.
Необходимо добавить два соображения.
Во-первых, мы не делаем никаких заявлений относительно момента, после которого постнатальный аборт уже недопустим, и мы не считаем, что для выявления у ребёнка отклонений врачам может потребоваться больше времени, чем несколько дней. Для тех случаев, когда постнатальный аборт будет выбран не по медицинским причинам, мы не предлагаем никакого порога, так как он зависит от неврологического развития новорождённого, подлежащего оценке психологов и неврологов.
Во-вторых, мы не заявляем, что постнатальный аборт является хорошей альтернативой аборту. Аборт на ранней стадии является наилучшим вариантом — как по физиологическим, так и психологическим причинам. Однако если болезнь не удалось диагностировать во время беременности, если что-либо пошло не так во время родов, а также если изменились экономические, социальные или психологические обстоятельства в такой мере, что забота о ребёнке становится для людей непереносимым бременем, тогда людям надо дать возможность избежать необходимости делать то, что они не могут себе позволить.
 
Благодарности. Мы бы хотели поблагодарить профессора Серджио Бартоломмеи из Университета Пизы, который прочел черновой вариант данной работы и сделал очень полезные замечания. Ответственность за содержание на себя берут авторы.
Авторы: Альберто Джубилини и Франческа Минерва в равной мере работали над статьей.
Конфликт интересов: отсутствует.
Источник и экспертная оценка: незаказная статья; стороннее рецензирование.

 Хочется добавить пару слов. С точки зрения нравственности все это комментировать достаточно бессмысленно в виду очевидной мерзости. Пикантность ситуации состоит в том, что это написано не где-то в интернете неонацистскими маргиналами, каннибалами или еще кем-то в таком роде, а издано в академическом издании респектабельными учеными, чья гуманитарная деятельность находится как раз в этической сфере. То есть это образованные люди, которые учат сегодняшних европейских студентов. И высказываемые идеи — это не реинкарнация какой-то древности вроде Спарты, где убивали слабых и больных младенцев — речь идет и об убийстве здоровых детей, то есть о праве матери на убийство своего новорожденного ребенка, причем для этого достаточно ее желания. Политкорректные ученые, стесняясь, обходят вопрос о возрастной границе перехода личности из морального статуса «неполноценной» в статус «полноценной», отдавая этот вопрос на усмотрение абстрактных психологов и неврологов, а зря. Ведь ответ очевиден — мы же живем в правовом государстве, которое является одним из слагаемых либеральной идеи (ныне, скорее, на уровне деклараций, но декларация — это тоже немало). С правовой точки зрения, человек становится полноценным по мере обретения своих гражданских прав вплоть до совершеннолетия — вот эту границу и надо провести. А то странное получается понятие полноценности — полноценной с точки зрения медицинских этических ученых является только та личность, которая ценит свою жизнь. Мы все ценим свою жизнь, но не до абсолютной степени — мы готовы отдать ее ради тех, кого любим, например, ради наших, кричащих, плачущих и бесконечно любимых новорожденных детей. Особенно — ради новорожденных детей.

            Если же забыть на время о нравственности, встает во весь рост технологическая критика. В статье совершенно не расписан механизм реализации предлагаемых новшеств. Любопытно было бы узнать, означает ли принятие соответствующих поправок в законодательство, что в подвалах европейских родильных домов будут устанавливаться крематории или газовые камеры, куда акушеры будут бросать младенцев, или же авторы подразумевают нечто более скромное вроде смертельных инъекций, или новорожденных детей будут душить подушками собственные матери под присмотром врачей? Неясно также, могут ли несчастные рассчитывать на похороны — видимо нет, потому что это огромные расходы государства, «неподъемная ноша» для общества. Каким образом будут готовить контингент палачей? Это же не взрослого человека убивать. Читатель, представь себе, как ты убиваешь младенца — ну там, горло ему перерезаешь, или дубинкой бьешь по голове… ладно, колешь смертельную инъекцию — по-настоящему представь. У тебя учащается пульс, руки начинают трястись, внутри все переворачивается? Ну так вот — это у тебя переворачивается, а у итальянских профессоров медицинской этики не переворачивается ничего. Даже страшно, что мы принадлежим к одному человеческому роду.

            Последствия предлагаемых мер предсказать нетрудно. Точно также можно обосновать убийство стариков, поскольку они требуют пенсионного содержания. А что они жизнь свою ценят — политкорректные ученые сразу же скажут, что жизнь у них тяжелая, и ценить ее можно только в маразме. Разобравшись со стариками, можно приступить и к инвалидам, даже трудоспособным — какая же это жизнь, если нет руки или ноги? И вообще — окружающие испытывают невыносимые страдания при виде обезображенных или искалеченных людей.

            Извращенная логика, выворачивающая гуманность наизнанку, сложенная с политкорректностью и новоязом (какая игра с терминами — «послероводовой аборт» лучше «инфантицида» или «эвтаназии») беспощадно атакует и разрушает сознание европейцев, однако пока еще вызывает протест. Статья вызвала огромное количество критических отзывов в адрес авторов и главного редактора журнала. Ну что же — пока на Западе еще есть люди, не готовые принять подобные антигуманные идеи, возможно, у Запада есть и будущее. По крайней мере, будем надеяться, потому что никакой уверенности в этом нет.